Интервью Романа Феодори для рубрики «Люди Южного берега»

25 марта 2019

Наш собеседник за восемь лет превратил провинциальный театр, постановки которого считались среди некоторых критиков образцом дурного вкуса, в явление, о котором с восторгом говорят не только по всей России, но и за рубежом. На премьерах аншлаги, зрители на спектакли летят из Москвы и Питера, а номинации театральных премий сыплются как из рога изобилия. Мы беседуем с жителем Южного берега, художественным руководителем Красноярского ТЮЗа Романом Феодори.

— Я ехал сюда на год-два, и не очень верил, что мы сможем что-то изменить. Но вышло иначе. Все довольно быстро сдвинулось. Пока я работаю в Красноярске, сменился четвертый министр культуры края, и со всеми были нормальные отношения. Задачи, которые мы себе ставим, еще не выполнены: пока реализуем, что задумали, уже появляются новые и не менее интересные планы. Сейчас, например, мы замышляем создать несколько новых малых сцен, организуем фестиваль «Язык мира», который в этом году вливается в «Театральный синдром» Фонда Прохорова, и с 5 по 15 сентября пройдет на наших площадках под названием «Театральный синдром. Детский мир».

В числе прочего в ТЮЗе появился новый масштабный проект, который позволяет надеяться, что Роман Феодори все-таки еще не завтра уедет из Красноярска — это хроники Нарнии. Театр будет ставить по сказке в сезон, в течение семи лет.

— Мне понравилась история создания этой книги. Льюис начал писать «Хроники» в 1943 году. Лондон бомбили, детей вывозили в деревню, и в поместье Льюиса привезли четверых испуганных малышей, которые боялись выходить из дому. Чтобы их успокоить, он стал придумывать волшебные истории, а экономка предложила их записывать. Нарния появилась как безопасное место для ребенка, куда он может сбежать от взрослых проблем. В шестой книге Льюис говорит, что Нарнию породил самый страшный ужас ребенка – больная мама. Если у тебя болеет или умирает мама, хуже не может быть ничего. И первый герой, придумавший Нарнию, так боялся, что создал страну, в которой дети могут спасаться от действительности.

До нашего ТЮЗа Роман Феодори был главным режиссером Алтайского краевого театра драмы. В Красноярске он впервые оказался по приглашению Олега Рыбкина — на фестивале «Драма. Новый Код». Возглавить наш ТЮЗ Роману предложил тогдашний министр культуры Красноярского края Геннадий Рукша. И Роман после недолгих раздумий отважился.

— Трудности меня подстегивают. Чем хуже, тем лучше. В Красноярском ТЮЗе тогда действительно все было из рук вон плохо. Но я почувствовал азарт – получится или нет? Плюс мне нравится сама концепция театра для детей, молодежи и зрителей разной степени юности. Здесь можно экспериментировать, заниматься околотеатральными процессами, делать фестивали, лаборатории, читки, заниматься театральной педагогикой. Театр, как фабрика, производящая спектакли, неинтересен. А вот, например, работа с инклюзивными детьми напитывает энергией, мыслями, вдохновением.

Театр должен быть открытым местом, где есть бесплатный вайфай и недорогой кофе, где можно встречаться с друзьями или писать курсовую работу. Начинается спектакль. Ты можешь, купив билет, посмотреть его в зале, а можешь тут же в кафе послушать трансляцию. Это европейская модель, там в театрах всегда работает буфет или кафе, где сидят люди с ноутбуками. В Красноярске большую часть года холодно и неуютно, людям не хватает эмоционального и интеллектуального досуга, места, куда можно прийти вместе, почитать, разыграть пьесу по ролям, отгадать, кто убийца… В театре можно говорить и про сложные, и про совсем простые вещи, размышлять и развлекаться, спорить…

Такой трансформации пока многое мешает. У ТЮЗа, по словам Романа, худшее в городе здание, худшее оснащение сцены, худшая логистика: вечерние спектакли заканчиваются в десять, в одиннадцать часов, когда уехать на общественном транспорте из этого района сложно.

Тем не менее, театр несет в Красноярск все современные тренды, демонстрируя небывалое прежде разнообразие жанров, направлений, форм. Мы подумали, что здесь сказывается желание быть первым, но ошиблись.

— Есть миссия театра, его движение: что мы делаем, почему, для кого. Под это выбирается материал, который войдет в репертуар. А уже под материал рождается форма: мюзикл, пластический спектакль, греческая трагедия… Нет задачи удивить или продать. Любой прием проходит жесткий отбор: если в этом высказывании ты можешь обойтись без, например, видеопроекции, лучше убери. На этом строится весь репетиционный процесс. Театр – это искусство не сочинять и придумывать, а отсекать лишнее — как скульптура.

Что же касается миссии, то театр, по мнению Романа Феодори — это единственное место, где маленькому человеку еще можно помочь стать человеком. И здесь с ребенком нужно говорить на самые сложные тяжелые темы взрослым языком: о жизни и смерти, сущности и знании, дружбе, любви, предательстве.

— Другое дело, что смелости высказывания в разговоре с ребенком не всем хватает. Детский театр у нас, по мнению дилетантов, должен говорить лишь о светлом, добром и веселом, немножко развлекать и смешить. Мне кажется, сейчас самое сложное — пробуждать эмпатию, сочувствие. Ей сегодня не находится места в нашей жизни. Мы много смотрим, как кто-то кого-то убивает, бьет, и дети в том числе. Это эмоционально притупляет. И когда ребенок в спектакле видит, как медвежонок сломал ножку, а ежик приносит ему чай, у него вроде как уже не должно возникнуть эмпатии, но именно здесь она и может зародиться. А после, глядишь, перенесется в жизнь. И тогда нам удастся вырастить думающих и чувствующих людей, а не пушечное мясо.

— У многих родителей сегодня представление такое: ах, сходили с ребенком в театр, выложили фото в инстаграм, культурный вечер завершился. Открою тайну: после того, как закончился спектакль, ваш культурный вечер только начался. Если это правильный спектакль, у ребенка будет куча вопросов: почему у главного героя умерла мама? Почему он не может ее отпустить? Он болен? Мама, а ты когда-нибудь умрешь? Раньше меня? А почему? Поход в театр – это только тема для большого серьезного разговора.

После таких слов нам совсем не показалось странной претензия, которую Роман высказал Южному берегу в ответ на традиционный вопрос о взаимоотношениях с районом.

— Это красивый и уютный район, сюда приятно возвращаться, это как бы немного Швеция. С проспекта в Южный Берег въезжаешь как из Восточного Берлина в Западный. Но вот идешь по европейскому кварталу, входишь в продуктовый магазин, а там тебя встречает советская тетка. Или охранник с синдромом вахтера рад испортить кому-нибудь настроение с утра. Я понимаю, что найти подходящий персонал сложно – люди-то прежние остались с советских времен.

И еще мне не нравится, что здесь культ ребенка. Назначаешь деловую встречу в ресторане, а чья-то мама рядом изводит персонал капризами, чтобы угодить малышу, который в это время колобродит, мешая окружающим. Это перебор. Хорошо и свободно должно быть всем. А ребенок должен социализоваться. Всегда можно сказать: мы в общественном месте, тут есть другие люди, не нужно им мешать.

Януш Корчак сказал «Нет детей, есть люди, общайтесь с людьми». Если я как худрук детского театра начну делать спектакли для «детишек» и общаться с «детишками», меня нужно уволить.

Сайт «Южный Берег»

Фото Семена Алексеева и Фрола Подлесного