Поиск универсального языка: социальный проект Красноярского ТЮЗа

01 апреля 2015

Проект Красноярского ТЮЗа «Человеческий голос», стартовавший в начале театрального сезона, к концу 2014 года финишировал с конкретными результатами: в репертуар театра вошел спектакль «Волшебные пальцы» по пьесе, написанной Вячеславом Дурненковым и Марией Зелинской в процессе общения с воспитанниками коррекционной школы-интерната. Помимо этого театр играет пластический перформанс «В ритме сердца», в котором, кроме актёров театра, участвуют ребята с нарушениями слуха и дети, набранные путем кастинга.

Лаборатория заработала осенью: в начале сезона участники проекта встретились с педагогами — актерами московского театра «Недослов» и преподавателями Государственной специализированной академии искусств Алексеем Знаменским (широкая аудитория знает его по роли в фильме «Шапито-шоу)», Анастасией Несчастновой и Алексеем Раевым. В течение нескольких месяцев, вместе с хореографом ТЮЗа Еленой Слободчиковой, педагоги проводили с ребятами актерские тренинги, занимались пластикой и хореографией. Актеры, занятые в проекте, узнавали своих новых партнеров по сцене, учились общаться — с помощью переводчика и без, искали контакт. Собственно, и сам спектакль «В ритме сердца» получился об этом — о поиске взаимопонимания, о выработке универсального языка общения.

«В ритме сердца» — тот редкий случай, когда содержанием спектакля стал сам процесс; здесь зритель наблюдает не за абстрактным, достаточно дробным сюжетом, но в первую очередь за сложным процессом общей настройки: как будто бы музыканты только собранного оркестра присматриваются друг к другу, ищут общее звучание. Здесь синхронности добиваются с помощью тела, с помощью рук, мимики, взглядов. Несмотря на разработанную и закреплённую пластическую партитуру, в спектакле ежесекундно происходит сговор — здесь партнерство доведено до абсолюта; без плотного взаимодействия, без мгновенной реакции на действия друг друга все бы посыпалось.

Отдельные эпизоды спектакля, родившиеся в результате этюдов, заданий и импровизаций, объединены формой циркового представления: природа цирка, не предполагающая столь строгой сюжетности, которой требует зачастую театр, помогла все собрать воедино. На круглой арене появляются циркачи: маленькие и большие люди в обтягивающих трико. Вот девочка приручает сноровистую лошадку — протягивает руки, льнет к ней, приманивает. Вот грустный клоун родом из фильмов Чаплина режиссирует жизнь: учит худенького, замкнутого в себе мальчика, как познакомиться с девочкой, а девочку — как вызвать ревность. И вот уже на арене смешной любовный треугольник, девочки надевают боксерские перчатки, а сосредоточенный, но вдруг оживившийся мальчик командует «брейк» и «бокс». Взволнованный клоун наблюдает из-за угла, как нафантазированная им жизнь потекла по своим законам.

Пока смотришь спектакль, невольно думаешь, кто из ребят — с нарушением слуха, а кто нет. Угадать так и не получилось — собственно, это главный результат проекта. Свобода и какая-то завораживающая цельность существования на сцене, глубокая сосредоточенность и чуткость к любому колебанию воздуха — то, что искупает огрехи драматургии и быстро исчерпывающийся цирковой сюжет. «В ритме сердца» — это именно командная работа в процессе, а не ее результат, здесь много доверия и добровольной зависимости друг от друга.

Роберт Софтли, создатель театра «The bird of Paradise», в котором вместе играют актеры с ограниченными физическими возможностями и с неограниченными, говорит о том, что понятие disability в первую очередь не медицинское, а социальное. Именно социальные стереотипы создают границы возможного и невозможного, провоцируют дифференциацию и строят барьеры. В перформансе «В ритме сердца» эти барьеры разрушены — здесь язык тела, жестовый текст оказываются точнее и тоньше любых слов. Одна из ключевых сцен — отдельные номера четырех пар, каждая из которых слита в единое существо. Руки актера, стоящего за спиной подростка, становятся руками этого существа, а руки подростка — его ногами. Каждый из этих человечков — яркий персонаж: мафиози, африканский принц, циркачка в розовом... Главное здесь не изобретательность сюжета, а его жестовая партитура, безмолвный диалог, сговор, из которого рождается театр: актер и подросток не видят друг друга, лишь чувствуют, соприкасаясь телами, и этот единый механизм работает без сбоев.

А еще в рамках лаборатории «Человеческий голос» родился спектакль «Волшебные пальцы» в постановке Романа Феодори по пьесе Вячеслава Дурненкова и Марии Зелинской.

Обычно драматурги работают с участниками проекта в технике class act, предполагающей различные тренинги и занятия, результатом которых должны стать тексты, написанные самими детьми. Общаясь с ребятами в рамках лаборатории «Человеческий голос» драматурги пытались понять, что волнует их сегодня, о чем им хотелось бы рассказать, о чем мечтается и что хотелось бы увидеть на сцене. Итогом этой сложно выстраивавшейся коммуникации стал текст, написанный самими драматургами, — фантастический комикс из школьной жизни «Волшебные пальцы». Пластический спектакль разбит на эпизоды, или, пользуясь специальной терминологией, фреймы, сюжетные картинки. Сам сюжет относится к классическому жанру комиксов про супергероя — к неслышащему мальчику, обреченному быть изгоем в школе, ночью является супергерой. Он дарит ему магическую силу. Теперь мальчик — всесильный кукловод: движением рук он способен управлять временем и людьми. Есть лишь одно условие — силу можно использовать только во благо, в противном случае волшебство перестанет действовать. Приключения мальчика, открывающиеся прелюдией о его несчастливой доле, выстроены как цепь равноценных подвигов — спасти любимую девочку, предотвратить аварию школьного автобуса, помочь маме-художнице придумать нового персонажа для комиксов и со-хранить работу и т. д. Собственно, дело не в художественных достоинствах «Волшебных пальцев» (хотя надо отметить работу молодых художников Василины Харламовой и Виктории Поповой, тщательно воспроизведших ретростилистику классических комиксов с их графичностью и гротеском; а также встроенные в эту же стилистику видеоролики Дениса Зыкова, передающие привет сегодняшней культуре комиксов, тому же «Городу грехов»). Сюжет здесь довольно бесхитростен, пластика не очень разнообразна, а драматургия не всегда точна. Да и сама история получилась не столько про неслышащего мальчика, сколько вообще про сложного ребенка, про трудности социализации. Важно, что спектакль пригласил в театр новых зрителей, для которых обычно театр недоступен. Детская аудитория реагирует на спектакль живо — для них эта история не про волшебство, она скорее про их будни, и все метафоры школьниками считываются сугубо конкретно. Срабатывает интонация, чурающаяся притворной бодрости и натужного оптимизма, так часто просачивающихся в спектакли для детей. Здесь о детстве и юности говорят как о времени важном, сложном, говорят хоть и с иронией, но по большому счету серьезно.

Важно, что «Человеческий голос» не стал одноразовой историей: нечасто результаты лабораторий входят в театральный репертуар. Социальный проект — это всегда процесс, всегда кропотливая работа, всегда накопление опыта. «Человеческий голос» оказался средством двойного действия: это и творческий и коммуникативный опыт участников, и если не первый, то точно редкий опыт новой для театра аудитории. Это еще одна попытка скорректировать жестокую, но реальную российскую социальную практику, оставляющую за бортом культуры значительную часть общества.

Анна Банасюкевич

Фото Виктора Олейника

Февраль 2015

«Петербургский театральный журнал», №1 (79) 2015. Стр. 67-68