Роман Феодори: «Я хочу понять своих зрителей»
20 июня 2012
- Роман, почему для своей первой документальной постановки в Красноярске вы выбрали именно тему подростка?
- Наверное, она сама меня выбрала. (Улыбается.) Я поставил в театрах Красноярского края несколько спектаклей, стал в ТЮЗе главным режиссером. И вдруг в какой-то момент отчетливо понял, что не знаю людей, для которых работаю.
- Не знаете своих зрителей?
- В том-то и дело, что не знаю! Мне было странно слышать, когда на обсуждении первого чернового варианта «Подростка» некоторые люди говорили, что таких героев, как в нашем показе, они слышат и видят каждый день, мол, это у нас здесь под окном. Знаете, я сам живу на правобережье Красноярска, на Предмостной площади, но я не вижу тех людей, которых показали наши артисты! А если вдруг вижу какой-то срез общества, слышу его речь, это еще не дает мне никакого представления о тех людях.
- Хотелось бы проникнуть к ним в душу?
- Да, хотелось бы. И мне кажется, у кого-то из артистов в черновом показе это уже получилось, в некоторых историях действительно есть глубокое проникновение в зрителя. Было опасение, что герои, которых мы вывели на сцену, не придут в театр. Но теперь я уверен, что они обязательно придут – чтобы посмотреть спектакль про себя. Возможно, они скажут, что все не так, что на самом деле они совершенно другие, чем мы их показали. Как один из ребят-«доноров», который возмутился на обсуждении – мол, почему у вас все такие плохие, даже я получился какой-то плохой!
- Он себя не узнал?
- Он себя узнал – в том-то и проблема! Понимаете? Вот это круто! Он увидел себя со стороны. И обнаружил, что его представление о себе не совпало с представлением о нем других людей. Всем нам кажется, что мы хорошие, белые и пушистые. Взглянуть правде в глаза и признаться себе в том, что ты далеко не идеален, очень непросто, на это нужна немалая смелость.
А для меня лично вся эта история, можно сказать эгоистичная. (Улыбается.) Мне захотелось понять, с кем и для кого я работаю и как дальше разговаривать – с теми, кто в зале и кто на сцене. Причем идея проекта родилась еще год назад, до того, как я принял руководство ТЮЗом. Сейчас я убедился, что идея была абсолютно правильная и своевременная, и спасибо Фонду Прохорова, который ее поддержал. Театру нужен такой спектакль, он нужен нашим зрителям, и для актеров, которые захотели в нем участвовать, это крутая школа, новый профессиональный опыт. Вообще, очень страшно познакомиться со своим зрителем. Большой героический шаг.
- Как давно вы это поняли?
- Очень давно. Я боюсь на своих спектаклях выходить в фойе, в зрительскую курилку. Хотя я не артист, люди меня не знают, и можно было бы послушать, что они думают о спектакле. Но мне очень страшно, что они скажут – именно потому, что я их не знаю. Это ведь не критики, не артисты из дружественного нам театра, а абсолютно незнакомые люди. Но они здесь живут, приходят к нам в театр, покупают билеты. И мне было бы очень страшно, если бы, выходя со спектакля, они пожали плечами и спросили: «Зачем?» Потому что, к сожалению, сам в 99 процентах случаев, выходя с каких-нибудь спектаклей по классике с красивыми декорациями и яркими костюмами, я спрашиваю себя: «Зачем это надо? К чему все это имеет отношение?»
- Театр как развлечение вы не приемлете?
- Приемлю, когда это качественное развлечение – например, такие мюзиклы идут на Бродвее, в Берлине я видел классный кабарешный спектакль, все на очень высоком уровне. Но в России очень многие театральные постановки – не развлечение, а претензия на что-то. И я, зритель, не понимаю, на что, какое это ко мне имеет отношение, зачем я сюда пришел. В отличие от того же «Подростка», который, как мне кажется, имеет самое непосредственное отношение к нашим зрителям. Не только к тем, от кого мы услышали истории, которые вошли в спектакль, но и ко всем жителям города. Потому что эти люди, чьи слова мы озвучили со сцены, - наши соседи, они живут рядом с нами, в пространстве этого города.
- Вам не кажется, что делать упор на тему «Мы – подростки с правого берега», прозвучавшую в спектакле, - это провокация? Приедут зрители с левобережья и спросят: «А в чем проблема? Разве они другие? Чем они от нас отличаются?»
- Если люди начнут задавать себе такие вопросы, это просто гениально – значит, одна из наших целей достигнута. Почти все, кому мы во время сбора материала задавали этот вопрос, отрицали: «Нет никакой разницы». Я задавал его в прямом эфире двух радиостанций и на телевидении, люди уходят от ответа. Но разница есть, и мне хотелось бы в ней разобраться. Не считаю, что это провокация. В постановке такого вопроса я исхожу от географического расположения театра, которым руковожу. Почти все наши артисты живут здесь, мы дышим этим воздухом, ходим этими улицами. И не скажу, что ходить по ним всегда приятно. В первом показе «Подростка» мы географическую тему сполна не раскрыли, но кое-что в ней уже нащупали.
- В одной из сцен герой говорит о своей ненависти ко всему белому свету, в том числе к людям других национальностей. Не ставите ли вы ты такими откровениями спектакль под удар?
- Встречный вопрос: а разве после просмотра «Гамлета» кто-то идет убивать своих родственников? Почему-то точка зрения человека, который жил в прошлые века, никому не кажется предосудительной. Мы показываем точку зрения нашего современника, он так думает. Это ни в коем случае не пропаганда насилия, просто срез общества. Мне интересно разобраться в этом молодом человеке – почему он так думает и разговаривает, что его довело? Мы же ничего не выдумывали – просто работали с тем материалом, который приносили артисты.
- Кстати, ваше представление об артистах в процессе этой совместной работы в чем-то изменилось?
- Разумеется, оно меняется с каждой новой постановкой. Понимаете, я никого не неволю. Но в тех, кто хочет со мной работать, я все время что-то наблюдаю. В ком-то – значительный рост. Способность или неспособность на эксперимент. В «Подростке» некоторые артисты раскрылись совершенно неожиданно, теперь я лучше представляю, где смогу с ними поработать в дальнейшем. А некоторые, как я понял, в системе документального театра существовать не могут. Что нисколько не умаляет их достоинства, просто это не их путь. Самое главное, что они попытались по нему пройти, не побоялись ошибиться, для них это тоже очень важный и полезный опыт.
- Появится ли в вашем спектакле художественное и музыкальное оформление?
- Все будет полностью зависеть от структуры пьесы, которую напишет Саша Денисова. Если у нее получится в итоге коллаж из каких-то монологов, то спектакль может быть и без музыки, без специальных костюмов, в обычной повседневной одежде. Но если она напишет какое-то художественное произведение, выстроенное по драматургическим законам – тогда, конечно, его нужно будет облекать в какую-то форму. Мне лично очень хотелось бы увидеть документальный спектакль, который потрясал бы меня своей театральностью – пусть даже в собственной постановке. (Смеется.) Потому что обычно документальный спектакль – он не театральный. Как правило, это документальный материал в виде сырой недописанной пьесы, с системой интервью, монологами, отсутствием декораций и музыки. А мне интереснее, чтобы только основа осталась документальная, а по способу существования, по визуальному ряду это было бы увлекательное театральное зрелище.
- Нужно ли устраивать обсуждение со зрителями после каждого показа этого спектакля?
- Пока идут репетиции – да, нужно. А дальше посмотрим, что получится. Премьера намечена на 22 ноября, но, возможно, она состоится раньше. И сколько еще пройдет черновых показов на публику, десять или два, сейчас сказать не могу – поймем в процессе работы. Не исключено, что мы вообще сделаем спектакль, у которого не будет конечной структуры, он будет понемногу меняться с каждым показом.
Елена КОНОВАЛОВА
"Третий звонок" №10 (15), 20 июня 2012 г.
разработка ПО сайта
